Invest in your knowledge

Хёхст был крупнейшим химическим гигантом на территории Германии. И является классическим примером, как распилить огромный концерн в течение нескольких лет. Хёхст славился своей выдающейся социальной политикой, высокими зарплатами, различными дотациями, преемственностью поколений и сильнейшим профсоюзом.

Но вот в 1994 году председателем правления становится Юрген Дорманн, впервые человек без химического образования, зато чутко прислушивающийся к мнению банкиров и финансовых аналитиков. И самые лакомые и приносящие постоянную прибыль куски концерна распродаются в течение четырех лет конкурентам. В первый год продаж прибыли зашкаливают, а потом на удивление резко начинают снижаться, но механизм распила уже не остановить. В итоге Хёхст под управлением «лучшего менеджера 1995 года» лишается всех производств косметики, технической керамики, автолаков, индустриальных газов, фосфатов и т.д. и т.п.

Так вполне стабильный концерн с более чем 120000 сотрудниками канул в Лету. Существует некий индустриальный парк Хёхст, который был основан на базе оставшейся роскоши от погибшего гиганта, но по сути своей он не имеет с ним ничего общего. Почему профсоюз смиренно молчал, неужели некое падение прибыли концерна могло так сильно напугать работников и заставить их пойти под нож как овец на заклание? Как часто люди готовы закрывать глаза на то, что происходит рядом с ними, смиренно молчать и думать, что уж их-то это не коснется? Вспоминается цитата Мартина Нимёллера.

«Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист. Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ. Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей. А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать».

«Als die Nazis die Kommunisten holten, habe ich geschwiegen, ich war ja kein Kommunist. Als sie die Sozialdemokraten einsperrten, habe ich geschwiegen, ich war ja kein Sozialdemokrat. Als sie die Gewerkschafter holten, habe ich geschwiegen, ich war ja kein Gewerkschafter. Als sie die Juden holten, habe ich nicht protestiert; ich war ja kein Jude. Als sie mich holten, gab es keinen mehr, der protestieren konnte».

При подготовке использовались материалы из http://www.brandeins.de/archiv/2016/wir/